– Давай собирать цветы вместе-е-е-е…

Мы счастливы, но кое-что так и не поменялось с момента нашего знакомства. А-ма напомнила, я родилась в день Свиньи, а Саньпа в день Тигра. Это не самое благоприятное сочетание, поэтому семьи, естественно, против нашего союза. Как это обычно делают все отцы акха, А-ба посылает мне сообщения косвенно. Старшая невестка трогает меня за плечо и говорит: «Слабый мальчик вырастает слабым мужчиной». Вторая невестка грубовата: «Все на горе знают, что он лентяй». Третья невестка, моя любимица, бормочет: «Тебе нечего будет есть, если ты выйдешь замуж за этого бездельника». Они могут говорить что угодно, но это не значит, что это так.

А-ба впускает Саньпа в дом, и они долго беседуют. Наше материальное положение улучшилось, и это повлияло на ход разговора. Три года назад А-ба смог обменять часть излишков риса на молодую свинью. Она выросла, и теперь у нас под полом спят уже три хрюшки. Мы никогда не станем такими же обеспеченными, как семья Цытэ, но нынешнее положение придает А-ба уверенность, что он дождется хорошего предложения о замужестве.

Присев у стены нашего дома, я подслушиваю разговор между Саньпа и А-ба. Саньпа объявляет, что пришел «взять жену», так мужчины племени акха называют брак. А-ба отвечает отказом. Саньпа перечисляет своих предков-мужчин в пятидесяти поколениях. А-ба непреклонен. Саньпа отмечает, что у нас нет ни одного общего предка в семи поколениях, а это значит, что мы не нарушили табу на инцест. Но А-ба это не волнует.

– Нет, – говорит он, потом добавляет: – Моей дочери еще не время идти на работу. – Так женщины племени акха воспринимают брак. – Моя дочь планирует сдать экзамен гаокао и первой на горе Наньно поступить в университет.

Вот как сильно мой отец не любит Саньпа!

Через пять месяцев наступает Месяц отдыха. В западном календаре это февраль. Поскольку мужчинам не нужно работать, они прилагают все силы, чтобы разобраться со своими брачными планами. Незамужние девушки проводят время за рукоделием в ожидании предложений, поэтому этот месяц иногда называют месяцем брака и ткачества. До сих пор я занималась ткачеством, но не получила ни одного предложения о замужестве. В последней половине второго цикла Саньпа приходит в дом, чтобы еще раз спросить, можем ли мы пожениться. Он получает привычный отказ.

– Я буду хорошим мужем…

– Я так не думаю. – Сегодня, вместо обычных возражений про несовпадение наших дат рождения, А-ба идет другим путем. – Ты, наверное, думаешь, что живешь далеко и что мы о тебе не знаем. Но мы слышали. Ты торгуешь тем, чем не следует, и пробуешь то, что не следует. Если бы ты был таким уважаемым, как утверждаешь, родители послали бы двух старейшин из твоей деревни просить выдать за тебя мою дочь. Они бы прислали подарки. Если бы мы пришли к согласию, она отправилась бы на ночь в ваш дом, убедилась бы, что может быть счастлива, а через три дня вы бы поженились. Ничего этого не произошло, потому что и твоя семья тоже не одобряет ваш брак. Я помню твоего а-ба, мальчик, он благородный человек. Даже тогда, много лет назад, он готов был защитить репутацию моей дочери от действий собственного сына.

Саньпа не в состоянии защитить себя.

Отец снова подает голос:

– Тема закрыта.

Позже, в лесу я спрашиваю Саньпа, что имел в виду мой А-ба.

– Что, по его мнению, он слышал о тебе такого, что выставляет тебя в таком мрачном свете?

Но Саньпа запечатывает мой рот поцелуем, и начинается совсем другой разговор.

После обеда мы принимаемся строить планы.

– Давай сбежим вместе, – предлагаю я. – Доберемся пешком в Мэнхай. Там мы поженимся, и никто нас не остановит!

Саньпа заправляет выбившиеся прядки моих волос под защиту моего повседневного головного убора.

– Я – мужчина, – говорит он. – А ты – женщина. Мой долг – заботиться о тебе. Я принял решение. Ты останешься здесь и будешь сдавать гаокао. Я уеду с горы Наньно, чтобы найти работу в одной из других стран, где кочуют акха…

– Но разве мы не можем остаться вместе? Я поеду с тобой. Лаос так близко. Мьянма тоже…

– Нет! – Его голос удивительно резок. – Это неправильно. Твой отец никогда не простит меня. Я уеду… в Таиланд. – Неужели он решил выбрать эту страну, чтобы напомнить мне, что он здесь главный? – Это долгий путь, двести пятьдесят километров по карте, но гораздо дольше через горы. Но что такое горы для меня? Я дойду за десять дней, а может, и меньше. А ты учись и сдавай экзамен гаокао. Когда я вернусь с полными карманами, я найду тебя в твоем университете. Я вступлю в рыночную экономику и заработаю еще больше денег. После того как ты окончишь университет, мы попросим деревню, где нас не знают, выделить нам участок земли. Я стану заниматься сельским хозяйством, а ты будешь руководить женщинами. – Он смотрит мне в глаза, точно впитывая всю силу моей любви. – Мы скажем людям, что я родился в более благоприятный день…

– Но нельзя же врать о родословной.

– Нам и не придется. Я предлагаю изменить всего одно слово, было «Тигр», стало «Овца». Это даст нам возможность начать все с чистого листа.

Я не уверена, что это хорошая идея и что фальшивый день рождения изменит сущность моего избранника, но соглашаюсь с этим планом. В один прекрасный день он станет моим мужем, а я – его женой. Я должна научиться подчиняться, если мы хотим быть счастливы.

Он отрывает две толстые нити от своей рубашки.

– Когда отправляешься в дальний путь, нити нужно обвязать вокруг запястий. Я буду привязан к тебе, а ты – ко мне. – Саньпа обматывает одну из нитей вокруг моего запястья и завязывает крепкий узел. Когда я делаю то же самое для него, он продолжает: – Это доказывает, что мы люди, потому что у духов нет нитей. Я обещаю вернуться с достаточным количеством денег, чтобы купить рисовое поле и жениться на тебе, девочке, которую знаю и люблю с детства. Мы сейчас же отправимся к твоим а-ма и а-ба, чтобы объявить им об этом.

Вся моя семья – братья, невестки, племянники и племянницы, а также родители – слушает нас, когда мы собираемся в общей комнате. В культуре народности хань бытует поговорка: за улыбкой скрываются дурные намерения. Именно это я вижу, когда смотрю на лица членов своей семьи. Их уста произносят правильные слова, но правда иная, и эта правда пронизывает